Перед поездкой меня предупреждали: «Это не курорт, условия суровые. Просто отдохнуть у моря, лежа пузом кверху, обдуваемая легким бризом, не получится. Так что хорошенько подумай». Честно признаюсь, всерьез я эти слова не приняла. Решила, что пугать новичков, рассказывая страшилки об экспедиции, входит в программу удовольствий. Тем более что для клуба «Нептун-ПРО» это была уже 21-я подводно-археологическая экспедиция.

   Проще всего было предположить, что бывалые водолазы на «туристов», как они называют людей, которые едут не нырять, а праздно проводить время, смотрят чуть свысока. Особенно на свежеиспеченных «туристов», в число коих я и просилась. Вполуха выслушав все предостережения, решила, что трудности меня не пугают.

   — Ну что ж, тогда поехали, — сказал Стас Долгов, руководитель клуба и капитан экспедиции. — Выезд из Тольятти 26 июля рано утром. На месте будем к вечеру 27-го. Место стоянки — берег Керченского пролива, мыс Тузла, что недалеко от Тамани.

Вечер 27 июля

«Боже, куда я попала! Разве здесь можно жить?! Вокруг не то что деревца — ни одного куста, только выжженная солнцем трава. И ветер с моря — сильный, пронизывающий, заглушающий все звуки. Чтобы услышать, что тебе сказали, нужно подойти к человеку вплотную. Палатку пришлось ставить к морю «задом», чтобы ее, словно парашют, не унесло ветром.

   …Лагерь затих, спит. Или делает вид, что спит? Разве можно уснуть при таком ветре? Палатка ходит ходуном, и кажется, что ее вот-вот снесет со мною вместе…»

День первый

Наутро ветер лишь слегка поутих. На вопрос, как себя чувствую, выдавила: «Нормально». А про себя подумала: «Если можно считать нормальным то, что ночью почти не сомкнула глаз и несколько раз хотела закричать, чтобы хоть на секунду заглушить вой ветра и хлопанье палатки». «На самом деле мы еще будем молить погоду о ветре, — словно прочитав мои мысли, сказал Стас. — Когда установится штиль, налетят полчища мошки, а это куда хуже любого ветра».

   …Сегодня весь день занимались обустройством лагеря. А после ужина, на закате, Стас распределил обязанности. Для каждого нашлась своя область забот. Хотя для водолазов главная забота, ясное дело, погружения. А на «туристах» — ответственность за порядок в лагере.

   Говорят, что летняя экспедиция по сравнению с майской менее «боевая» и отдыху в ней находится больше места, потому что подводники едут сюда с семьями. На самом деле они приехали не столько с семьями, сколько с детьми. Самый младший — мальчонка лет десяти. Но в основном это подростки — девчонки и мальчишки, которые знают друг друга не первый год.

День второй

А ведь, действительно, кое-кто из ребят ездит в экспедицию уже многие годы. Ярослава, девчонка лет шестнадцати, так и вовсе с двух лет. Стоит ли удивляться, что здесь она чувствует себя как рыба в воде. Так же как и четырнадцатилетняя Ксюшка, родители которой, Маша и Алексей, — из числа старожилов экспедиции. Они сами из Москвы, но каждый год с удовольствием присоединяются к нашим аквалангистам. Как рассказала Маша, в свое время они с мужем ходили в похожие экспедиции со своим, московским, подводным клубом: «Но теперь они возят туристов на Красное и Средиземное моря, зарабатывают большие деньги. А нам тут больше нравится. Вот так пожить походной жизнью, посидеть у костра, побыть рядом с водолазами, которые исследуют дно, ищут затонувшие суда. Это же интересно!»

Вообще, как выяснилось, таких клубов, как «Нептун-ПРО», в стране единицы. Сегодня все стараются денег заработать, как тот самый московский клуб. А исследовательская деятельность… она дивидендов не приносит. Так что нептуновцы ныряют на дно в свой отпуск и вкладывают в это свои деньги. Признаться, пока мне не совсем понятно, в чем тут удовольствие. Сама я с маской поныряла — ничего особенного: песчаное дно, водоросли, совсем немного морской живности. Словом, дух от невиданных подводных красот не захватывает. Но ребята с нетерпением ждут, когда выйдут в море, то и дело разворачивают карту, уточняют у Стаса объекты, которые им предстоит исследовать. Все это затонувшая военная техника. Во время Великой Отечественной здесь, в Керченском проливе, шли тяжелые бои. Керченско-Феодосийский десант декабря 1941 — января 1942 годов был первой и самой крупной десантной операцией Второй мировой войны.

А потом была еще Керченско-Эльтигенская операция 1943 года, которая положила начало освобождению Крыма. Так что солдат здесь погибло очень много. И нептуновцы не хотят, чтобы информация о тех событиях осталась на уровне общих фраз. Свою задачу они видят в том, чтобы составить подробную карту дна, обозначив на ней все затонувшие объекты. Притом с точными координатами.

   — Вот смотри, — объясняет Стас, — в архивах записано, что такой-то корабль в таком-то году затонул близ Тамани. Но это слишком неконкретно и на деле означает, что радиус поиска может составлять десятки километров. Поэтому мы ищем объект, спускаемся к нему, записываем его координаты. А если удается узнать бортовой номер корабля — и вовсе большая удача. Потому что тогда мы можем установить имя капитана, состав экипажа, словом, проследить жизнь судна. Таким образом, одним белым пятном в истории войны станет меньше… Зачем это нужно? Это маленькая точка правды, которая просто должна быть установлена. Ради солдат, которые кровь здесь проливали…

День третий

Водолазы еще ни разу не ныряли. Ребята маются на берегу и ждут не дождутся, когда можно будет спустить лодки на воду. Но пограничники добро на выход в море не дают: у экспедиции нет специального разрешения. Непонятная ситуация, потому что Стас еще из Тольятти отправлял запрос в соответствующие инстанции и отказа не получил. Дальше ждать на берегу нет смысла, поэтому сегодня утром Стас и еще двое ребят поехали в Краснодар прояснить ситуацию. Мы держим за них кулаки и все немного нервничаем. Хоть внешне лагерь продолжает жить уже налаженной жизнью, в воздухе висит напряжение: «Что будем делать, если разрешение так и не дадут?»

День четвертый

Ура, нам разрешили выход в море! Вчера ребята вернулись из Краснодара уже поздно вечером. К счастью, все закончилось хорошо. Утром Стас вышел на связь с пограничниками и сообщил, что в море выйдут три экспедиционные лодки с водолазами. Погранцы дали добро и пожелали чистой воды.

   …Наши вернулись с моря. Говорят, условия для погружений были тяжелые: высокая волна, сильное течение и плохая видимость. Но они счастливы уже тем, что дни бессмысленного для них берегового существования закончились. Наступила «правильная» жизнь, интересная, подводная. Та, ради которой они сюда и приехали. Вот этого, правда, они не сказали — патетика здесь не в чести. Но все отражалось на их довольных физиономиях.

А ведь если бы не новые водолазы экспедиции, выход в море был бы отложен еще как минимум на день. Это они так рвались в «бой», невзирая на плохую погоду, что старички не устояли перед натиском их энтузиазма. Вот так-то!

День пятый

Ааааааааааааааа! Я сегодня ходила в море вместе с водолазами! Нашли местечко на лодке и для меня, предварительно натянув спасательный жилет и широченную, не по фигуре, штормовку. «Иначе на тебе места сухого не останется, — сказали. — Море неспокойное, и первая же волна окатит водой с ног до головы. Замерзнешь». И были правы. Но все это, в сущности, такие мелочи по сравнению с восторгом, когда ты ухаешь с волны на волну, не успевая утирать с лица льющуюся потоками соленую воду!

Еще вчера водолазы установили буй в месте погружения, определив объект с помощью эхолота. Это сторожевой катер, участник Керченско-Эльтигенской десантной операции, затонувший здесь в 1943 году. Ребятам он знаком, в предыдущую экспедицию они к нему уже ныряли. Но каждую находку водолазы стараются описать как можно подробнее, чуть ли не до болтика. Кто может,зарисовывает увиденное. При этом нужно действовать очень осторожно: даже простое касание пальцами губительно для металла, десятки лет пролежавшего на дне моря. Объект может рассыпаться в труху.

Не теряя времени даром, все водолазы нырнули, в лодке остались только я и Калоша, следивший за тем, чтобы все шло нормально. Вообще-то его имя Сергей, но здесь его так почти не называют, а чаще всего величают Батей. Потому что чуть ли не все нептуновцы обучались подводному плаванию у него. Батя — инструктор высочайшего уровня и огромного опыта, занимающийся этим делом еще с середины 80-х годов.

   Мы с Батей болтали о том о сем, шутили, смеялись. Иногда я, перевалившись через борт, пыталась разглядеть, что происходит на дне. Или опускала в воду огромный фотоаппарат в защитном боксе, который мне вручили перед погружением. Надеясь, что хоть он что-нибудь разглядит своим профессиональным глазом. Ужасно хотелось увидеть, что там, внизу, в неторопливом и безмолвном мире, скрывающем трагедии прошлого. Например, об этом сторожевом катере в архивах всего одна строчка: «2 ноября 1943 года подорвался на мине в районе Эльтигена». И та неточная.

Потому что до Эльтигена он так и не дошел, погиб вот здесь, в нескольких километрах от косы Тузла. И я сидела в лодке прямо над тем местом, где шли ко дну обломки корабля и гибли люди. Это было почти 65 лет назад. Моей бабушке было тогда двадцать четыре — на четыре года меньше, чем мне сегодня…

День шестой

— Лен, ты же все проспала! — возбужденно приветствовал меня Стас, лишь только я вылезла из палатки. Время, надо сказать, было раннее, не позже девяти утра. — Мы самолет нашли!

   О затонувшем здесь штурмовике «Ил-2» ребята говорили с самого начала экспедиции. Его еще никто не видел. Объект, похожий на самолет, обнаружили воронежцы с предприятия подводно-технических работ «Петр», проводившие здесь геофизические исследования дна с помощью своего высококлассного оборудования. И сообщили о нем археологам.

День седьмой

Вчера водолазы только и смогли, что бросить буй, не особенно веря, что удалось определить точное месторасположение самолета (сильный ветер кружил лодку не на шутку). Но сегодня оказалось, что якорь буя опустился прямо на крыло штурмовика.

Ребята показали видеозапись со дна. Это фантастика! Самолет цел, только хвоста нет. Но это потому, что хвост был деревянный — он просто сгнил за столько лет. Даже винт у самолета уцелел, только погнулся немного при столкновении с дном. Мы все в недоумении, как такое возможно, все утро обсуждали этот вопрос. Ребята говорят, что объяснение тут может быть только одно: летчик был жив, когда штурмовик стал терять высоту. Он не нашел, где приземлиться, и потому решил садиться на воду.

   Задача невероятно трудная, обычно самолет врезается в воду и разваливается на куски. Но «наш» штурмовик остался целым, значит, летчику удалось сесть мягко. И сам он, скорее всего, выбрался из самолета. А возможно, добрался до берега.

Когда мы смотрели видео, отснятое Леней, подошел Алексей:

   — Зачем тебе эта запись? Поверь, скоро у тебя столько будет интересных погружений, что хранить записанное будет негде.

   — Я не столько для себя снимаю, сколько для пацанов своих. Они про Великую Отечественную только в учебниках прочитают. А вот она, эта война. Не книжная, а настоящая, сохранившая свой след на дне этого пролива.

   Однажды ночью, когда большая часть лагеря уже спала, Батя поднял рюмку за погибшего бойца. Ныряя к мотоботу, он нашел каску советского солдата, а рядом с ней кости. Он оставил ее лежать в том же месте, которое стало могилой солдату. Обо всем этом Батя рассказал тихо, просто, без громких слов. И было в этом столько настоящего.

День восьмой

Или девятый? Здесь трудно следить за временем. Подводники каждое утро, как на работу, отправляются в море, а лагерь тем временем живет своей жизнью. Незаметно дни сливаются в бесконечную череду. Трудно вспомнить, что происходило три дня назад, а что — всего лишь вчера. Вот, например, эти мошки, о которых предупреждал Стас. Когда они появились? Вчера? Позавчера? Ах да, кажется, как раз в тот день, когда водолазы обнаружили затонувший штурмовик. Это был первый почти безветренный день. Вот когда я поняла, что это значит — «полчища мошки». Они облепляли лицо, лезли в рот и нос. И все мы были немного похожи на сумасшедших, размахивающих в воздухе руками. В тот вечер я неосмотрительно оставила свою кружку на столе и наутро обнаружила, что ее дно на сантиметр покрыто этими мелкими тварями.

   Впрочем, оказалось, что и в этих условиях можно жить. Просто вечером нужно перенести лампочку подальше от стола и повсюду развесить клейкую ленту. Это, правда, не избавляет от попадания некоторого количества мошки в суп. Но, в конце концов, хрустящий на зубах во время обеда песок уже никто не замечает, привыкнем и к насекомым. Зато я вспомнила, что значит засыпать без завывающего ветра. Сегодня долго сидела у воды, просто слушая тихий рокот волн.

День десятый. Последний

В первые дни я считала, сколько еще осталось до конца экспедиции. А сегодня… мне безумно жаль уезжать. «Встречи — самое ценное, что может быть в жизни», — любит говаривать один мой друг. И он прав.

   Все эти дни я пыталась понять этих людей, которые взяли меня в свою экспедицию. Пыталась понять, почему они летом свой законный отпуск проводят не на курорте или, как вариант, на шести сотках, а едут на самый краешек земли российской, на пустой морской берег, где из всех благ цивилизации лишь пограничная застава, а до ближайшего магазина десяток километров. Они словно не знают, что эпоха великих географических открытий давно прошла. Их совершенно не трогает то, что большинство предпочитает путешествовать по отелям не менее четырех звезд, чтобы обязательно было «все включено», потому что «все оплачено». Из всех загадок всемирной истории от начала времен до наших дней их больше всего интересуют события четырех военных лет.

   Поняла ли я их? Не знаю. Разве что в той степени, в какой можно понять людей иного мира. Мира, за которым можно подсмотреть и в эпицентре которого можно оказаться. Но никогда — понять до конца, пока ты не стал его частью.

Елена Супонькина